С новосельем!

- Как же тебя угораздило ногу сломать? - проскрипела старушка, лежащая в углу у раковины с маленьким настенным зеркалом.

Она точила карандаши в большую жестяную банку, доставая их один за другим из полиэтиленовой сумки.

Эх, умыться бы и заодно посмотреть на себя, но...

Действительно, как же меня угораздило?

Я задумалась и вдруг отчетливо вспомнила прекрасную Лорену, коньяк, шоколадную конфету, наш разговор об именах. Припомнила перекресток, яркий солнечный свет и визг тормозов.

- Вроде под машину попала, только ничегошеньки не помню, - неуверенно сказала я.

Старушка сочувственно покачала головой, не отрываясь от своего занятия.

- Ну вот, а говорят, что когда душа выходит из тела, она видит его со стороны. Враки все это, наверное, - с сожалением покачала рыжими кудряшками, игриво торчащими из-под белого шлема-повязки, девушка напротив.

Женщины одна за другой рассказывали мне свои печальные истории.

Толстуха в гипсовом корсете, лежащая рядом с рыженькой девушкой, самолично красила потолки в квартире. Спустившись со стремянки, она придирчиво оглядела законченную работу и заметила в уголке небольшое пятнышко. Чертыхнувшись, снова полезла на лестницу и свалилась с самой верхотуры, сломав себе позвоночник.

- А я упала на ровном месте, - грустно произнесла моя красивая соседка, черноволосая Вероника Евгеньевна, - на автобус бежала. Автобус ждет, а я лежу, подняться не могу. Может, там ямка была какая.

- Прямо как в Библии, - закряхтела старушка с карандашами. - Все под Богом ходим. Вот и на меня, грешницу, плафон упал в прихожей. Большой палец на ноге перебил. Вроде ни с того ни с сего, а я-то знаю, что согрешила незадолго до того.

- Неужели с молодым переспали? - удивленно приоткрыла рот рыжеволосая.

- Свят-свят! Упаси, Господи! - перекрестилась старушка, на миг оторвавшись от своих карандашей. - И придет же такое в голову.
Ты, сорока, лучше расскажи, как тебя Бог наказал за то, что язык без костей.

Лидочка, так звали рыженькую девушку, поведала удивительную историю.

После ужина они всей семьей мирно сидели у телевизора и смотрели какую-то комедию. Но тут началась реклама.

Увидев оленя с большими ветвистыми рогами, двухлетний Артемка восторженно закричал:

- Смотрите, какая красивая корова!

- Это не корова, а олень, - поправила сынишку Лидочка. - У оленей тоже растут рога.

Реклама никак не кончалась, и она решила продолжить урок.

- У кого еще растут рога, Темочка?

- У козлика.

- А еще у кого?

- У папки! - залился смехом малыш.

Такого поворота никто не ожидал. Вряд ли ребенок мог услышать что-либо подобное от взрослых, скорее всего просто пошутил. Но муж воспринял шутку слишком серьезно. Слово за слово, и Лидочка очутилась на больничной койке с травмой черепа.

- А с девочкой что? - я кивнула на спящую у окна девочку-подростка, до подбородка укрытую одеялом.

- Ногу ей затянуло под колесо автобуса, - тихо сказала Вероника Евгеньевна. - Ампутировали выше колена. Вчера из реанимации привезли. Всю ночь бредила, стонала. Ей постоянно наркотики колют, чтобы спала.

Все притихли.

- Зачем вам столько карандашей? - спросила я старушку лишь для того, чтобы сменить тему.

- Семеро внуков-художников у меня, - улыбнулась та. - Все рисуют, карандаши ломают, а я точу. Все равно делать нечего.

- Семь внуков?! - поразилась я.

- Внуков-то двенадцать. Младшие покедова не рисуют, только штаны пачкают.

- И все с вами живут?!

- Да нет, со мной трое, - с сожалением вздохнула бабушка, - остальные в гости бегают. Доченьки мои - пять их у меня - так скучали друг без дружки, когда замуж повыходили! Скинулись, нашли маклера и обменялись в соседние дома. Я с младшенькой доживаю - носки, варежки вяжу, карандаши точу.

В палату вошла голубоглазая медсестра с полным лотком шприцев. Она с хрустом вонзала иголки то в одну, то в другую жертву. Женщины лишь постанывали, стиснув зубы, только старушка тонюсенько завыла.

Я надеялась, что уже внесла свою лепту в общий котел страданий, но девушка с решительным видом подошла ко мне и воткнула шприц аккурат в то же самое место на бедре, где уже появился синяк от предыдущего укола. Я издала протестующий вопль.

В этот момент вошел доктор.

- Татьяна, у тебя в голове хоть какие-то извилины имеются?! - закричал он. - Ты что, другого места выбрать не можешь?!

Девушка посмотрела на него широко раскрытыми глазами и вдруг разразилась такими бурными рыданиями, что доктор испуганно ретировался из палаты.

Продолжая рыдать, Татьяна зачем-то встала на четвереньки. Коротенький халатик задрался, обнажив хорошенький круглый задик в полупрозрачных кружевных трусиках и такие же кружевные резиночки, спускающиеся к беленьким чулочкам. Хорошо, что доктор вышел.

Но что она так старательно ищет на полу?

Наконец девушка нашла то, что искала, и, хлюпая носом, вышла из палаты.

- Это она линзы потеряла, - догадалась Лидочка. - Я сама хотела себе изумрудные линзы купить, а когда померила, поняла, что глаза в них неестественно смотрятся.

- Она здесь совсем недавно работает, - пояснила Вероника Евгеньевна. - Ее прозвали Танькой-дыроколкой. Завтра ее сменит Зиночка, та очень деликатно колет, а сегодня придется потерпеть.

- А с чего она так разнервничалась? - никак не могла взять я в толк.

- Да она по уши влюблена в Андрея Петровича, - улыбнулась моя соседка. - Я их роман чуть ли не с самого начала наблюдаю. И линзы для него приобрела, и бельишко кружевное демонстрирует - то халатик спереди распахнет, то наклонится.

Мне стало смешно.

- Он человек семейный, - продолжала Вероника Евгеньевна, - говорит, у него на столе в ординаторской фото жены и сына стоит, но Татьяна ему нравится, сразу видно. Она девица симпатичная, молоденькая, в самом соку. Какой нормальный мужик от такой откажется?

- Красивая жена? - спросила я невпопад.

- Очень симпатичная, - вмешалась Лидочка. - На Дану Борисову похожа, только посерьезнее будет. Вчера Анютке плохо было, - она кивнула на девочку у окна, - я врачей обыскалась. Заглянула в ординаторскую - там никого, вот и рассмотрела.

- А сын большой?

- Лет десять на вид. Папина копия, разве что без лысинки.

Я закрыла глаза и представила себе внимательные глаза доктора.

Долго же я ждала тебя, Матвей.

От неожиданности я села, насколько это было возможно, - наколотая на спицу нога сильно ограничивала мои движения.

Кто это сказал? Не я. Словно кто-то во мне.

Как странно! Меня совершенно не расстроили подробности его личной жизни, поведанные Вероникой Евгеньевной и Лидочкой.

И куда только девалась моя патологическая ревность?
Не было ее, и все тут!

продолжение следует

К старушке с карандашами пришли трое сорванцов и две неуловимо похожие друг на друга миловидные женщины с кастрюльками и пакетиками.

Несмело приоткрыв дверь, в палату смущенно заглянул Данай. Углядев меня, он с видимой неловкостью пересек комнату, хотя женщины подчеркнуто не обращали на него никакого внимания, а уж посетители и подавно. Мой супруг (или уже не мой?) патологически застенчив от природы. Но получив последнее повышение в должности, он наконец научился скрывать свою застенчивость негромким начальственным голосом, снисходительно-усталым взглядом, скупо отмеренными, продуманными движениями.

- Лора рассказала мне о вашем разговоре, начал он с места в карьер, едва притулившись на уголке кровати. – Но я не ожидал, что ты воспримешь это так болезненно. Надеюсь, ты сумеешь простить и забыть.

- Кого? – не поняла я.

- Простить меня и забыть об этом инциденте.

- О каком инциденте? – уточнила я.

Он посмотрел на меня с некоторым испугом:

- Я говорю о том, что было между нами.

- Между нами? – тупо спросила я.

- Ну, между нею и мной, - заторопился муж. – Хотя на самом деле ничего не было.

- А я-то здесь при чем? – я никак не могла сообразить, чего он от меня хочет.

- Прости, доктор сказал, что ты в порядке. Разве что перелом. Но я вижу, что сейчас не время говорить об этом.

- О чем, об этом?

Данай вздрогнул, достал из карманов пиджака два глазированных сырка, пакетик сока с приклеенной соломинкой и быстренько распрощался.

Не успела за ним закрыться дверь, как появилась… Лорена! Вот так сюрприз. В элегантном джемпере болотного цвета и обтягивающих вельветовых джинсах в тонкий рубчик она выглядела очень молодо и стильно и казалась еще прекраснее, чем в своем рабочем салатовом халатике.
Все примолкли, заворожено взирая на это чудесное явление.

В отличие от Даная, сидевшего у меня в ногах, Лорена примостилась у самой груди и, загородив от всех, наклонилась надо мной, чуть касаясь моей шеи золотистыми локонами. Я с удовольствием погрузилась в тонкий благоухающий поток, исходящий от нее. Странно, никогда не замечала за собой тяги к противоположному полу. Было чертовски приятно ощущать ее в такой интимной близи от себя. Да уж, красота – великая сила.

- Не бойся, Алена, - зашептала она мне на ухо. – Все, что отныне будет с тобой происходить, это ступени к счастью. Даже несчастный случай.

Я внимательно слушала, понимая, что она говорит чистую правду.

- Очень скоро ты встретишь свою настоящую и единственную любовь. Это будет великим счастьем, если только ты сможешь остаться Аленой. Но стоит тебе вновь превратиться в Лену или Елену Сергеевну, начнется невыносимая мука.

Я невольно подумала о том, что мука уже началась, еще чуть-чуть, и я не выдержу.

Лорена мгновенно прочла мою мысль.

- Тебе подать судно?

- У меня его нет.

- Безобразие! – она выбежала из палаты.

Ну вот, теперь их вообще не дозовешься. Нетерпеливых и требовательных больных они быстро перевоспитывают. Танька-дыроколка уже начала мстить за свое сегодняшнее унижение – каждый новый укол был чувствительнее предыдущих, отдельные синяки слились в большое темно-фиолетовое пятно, быстро расползавшееся по моему многострадальному бедру.

Лорена принесла сверкающую чистотой утку и умело подсунула ее под меня.

- Только что получили со склада, - она тактично повернулась ко мне спиной, вновь загородив от окружающего мира.

Тут же прибежала пожилая санитарка, с любезной улыбкой унесла судно и, спустя полминуты, вернула его в первозданном блеске.

Лорена достала из сумочки апельсины и увесистую пачку небольших шоколадок.

- Горячее тебе будет ежедневно носить ваша домработница, здешняя баланда не пригодна в пищу. Шоколад не ешь, зубы испортишь, это для медперсонала. Кстати, вот зубная щетка и паста, успела забежать в магазин. Заодно купила косметический набор.

Я схватила темно-красную круглую перламутровую коробочку довольно большого размера и ахнула – мечта всей жизни!
Набор теней моих любимых серых оттенков, румяна трех тонов, чудесная пудра и… зеркало!!! Из которого на меня смотрело несколько похудевшее, но вполне цивильное, можно даже сказать, симпатичное, лицо.

- Помаду и тушь покупать не стала. В больнице это непрактично, будешь раздражать персонал. А вот большая кружка пригодится. И питьевая вода, - она поставила на тумбочку две маленькие пластиковые бутылочки. – Знаю я эти больничные чаи и компоты – мутная, сладкая бурда.

Вот что мне сейчас нужно! Я с наслаждением пила прямо из горлышка и никак не могла напиться.

Лорена пошла к раковине и наполнила кружку водой. Пока я умывалась и чистила зубы над судном, аккуратно размещенном на полиэтиленовой сумке, она продолжала инструктаж.

- Медсестер и санитарок не балуй. Каждой по шоколадке или бумажке в смену, не больше, - она протянула мне изящный кошелек. – С врачами я договорюсь сама.

- Не надо, - попросила я.

Она с интересом посмотрела на меня и, как всегда, все поняла без слов.

- Твои вещи заберет Данай, сумочку с деньгами и документами – тоже. О Яночке не беспокойся, она поживет с нами. И не ревнуй, буду ее к тебе привозить.

Мои глаза наполнились слезами.

- Не плачь, Аленушка, - Лорена ласково коснулась губами моей щеки и исчезла.

Не вышла, не выбежала, а просто исчезла.

Или я просто закрыла глаза? Даже поблагодарить ее не успела.

В палату влетела Танька-дыроколка, за ней еле поспевал Андрей Петрович. Девушка распахнула широкие двери палаты настежь.

- С новосельем, Аленушка! – улыбнулся доктор и без лишних слов покатил мою кровать к выходу. От неожиданности я вообразила, что меня везут в операционную, но кровать въехала в уютный, довольно просторный бокс на двоих.

На столе стоял телевизор, в углу фырчал большой холодильник, а в маленьком предбанничке имелась вторая дверь, безошибочно указывающая на наличие туалета, а то и душа, к сожалению, совершенно бесполезных для меня удобств. За дверью раздался характерный звук спускаемой воды, проинформировавший о существовании в боксе второго жильца.

В этот момент словно из-под земли возникла Лорена с сумками. Она аккуратно расставила на тумбочке все необходимое, быстро положила в холодильник продукты и ушла, еще раз коснувшись губами моей щеки.

Из туалета выползла, тяжело опираясь на палку, дряхлая старушка с загипсованной рукой – божий одуванчик в круглых дальнозорких очках, сквозь которые светились огромные, добрые глаза.

- Эка тебя угораздило, доченька, - сочувственно проговорила старушка, с превеликим трудом укладываясь на свою кровать.

Было непривычно тихо, все куда-то подевались.

- Как тебя зовут? – поинтересовалась старушка, немного отдышавшись.

- Алена, - представилась я.

- А я Арина Родионовна, - ласково улыбнулась она.

Мне стало страшно. В бокс влетела Танька-дыроколка со своими пыточными шприцами и со словами: «Вам укольчик, Арина Родионовна», стащила со старушки одеяло. Та моментально достала из-под подушки шоколадку и сунула ее Таньке в карман. По-видимому, шоколадка не помогла, уж очень громко ахала бедная старушка.

Когда Танька подошла ко мне, я сунула в тот же карман купюру из Лорениного кошелька. С тем же успехом я могла бы заигрывать с людоедом из племени мумбу-юмбу.

- Не серчай на нее, Аленушка, - жалеючи прокряхтела Арина Родионовна, глядя на мои слезы, которые я безуспешно пыталась удержать. – Молоденькая она, неумелая, поработает – научится.

- Лучше бы на себе училась, - уныло промолвила я.

Еще один такой укол, и я… А что, собственно, я могу сделать?

На взлете

На ночь Танька вколола мне наркотик - нога мозжила нестерпимо, и я впала в странное состояние полуяви, полудремы. Вместе со своими черными соплеменниками, одетыми в легкие юбочки из соломы, я исполняла какой-то ритуальный танец, встречая восход солнца.

Мы высоко подпрыгивали под звуки барабана и слаженно пели:
"Ква эйя но макашот, эйя, эйя. Ква эйя но макашот. Джика малака!"
Медленно выплывающее из-за горизонта светило взирало на нас с явной благосклонностью, и от этого мы все упоеннее выкрикивали слова, сливаясь со звуками там-тамов, завораживающим ритмом танца и солнечным светом, становившимся все ярче и ярче.

К счастью, с утра Таньку сменила другая медсестра, Зиночка. Пока она вводила лекарство, я настороженно прислушивалась к своим ощущениям и наконец облегченно вздохнула - вполне терпимо.

В боксе неожиданно появилось новое лицо - скромно жмущаяся у двери девица с короткой стрижкой и донельзя вытравленными краской волосами. Мне всегда бывает жаль этих платиновых блондинок - умные волосы с бешеной скоростью покидают их глупые головы, совсем как в том бородатом анекдоте армянского радио. Вот и у этой реденькие серебристые волосики, несмотря на начес, имели довольно-таки жалкий вид.

Собравшись с духом, девица подошла к моей кровати и начала выкладывать из огромной сумки яблоки, бананы, апельсины, мандарины. Я с недоумением смотрела, как моя постель превращается в красочный натюрморт.

Напоследок девица выложила из сумки увесистый ананас и глубоко вздохнула, со страхом глядя на меня.

- Вы, наверное, ошиблись, - предположила я.

- Я Оля, - выдохнула она.

- А я Алена. И что же дальше?

- Мой жених был за рулем машины, которая вас сбила, - зачастила Оля. - Это я его отвлекла. Он ни в чем не виноват. У нас свадьба через неделю.

- Поздравляю, - в моем голосе не прозвучало особой радости.

- Пойдем, Олька, я все решил, - в дверь просунулся длинноволосый парень с хвостом.

Девушка встрепенулась и испарилась.

Ее место занял лысый мужичок-коротышка с неприятными глазами, представившийся следователем Павловым.

- Вы признаете, что в момент наезда переходили перекресток на красный свет?

- Не помню, - замялась я. - Начала переходить на зеленый, а потом солнце ослепило.

- Значит, вы не заметили, что сигнал светофора сменился красным, - констатировал следователь. - А посему вины водителя здесь нет. Наезд произошел по вашей неосторожности.

- А ремонт машины за чей счет? - всполошилась я, подписывая протокол. - Небось, иномарка?

Следователь ошалело посмотрел на меня и ухмыльнулся:

- Не беспокойтесь, водитель снял все претензии. Спите спокойно.
Поправляйтесь.

На месте следователя оказался Матвей, то есть Андрей Петрович.

- Правильно сделали, Аленушка, что не стали связываться с этим подлецом. Он сегодня все утро носился по больнице с толстым бумажником - на всякий случай и ко мне сунулся, и к нашему заву, только мы его шуганули. А вот следователь бедным оказался, соблазнился.

- Я, наверное, сама виновата, Матвей Петрович.

- Нет такого права у водителя давить провинившихся пешеходов, да еще на переходе, - жестко сказал он и осекся. - Как вы меня назвали?

- Простите, я нечаянно.

- Меня бабушка всегда звала Матвейкой, а родители - Андрейкой. - Его лицо стало доверчивым и беззащитным. Мальчишка, да и только.

В палату одна за другой протиснулись три наших педагогини с сумками и цветами, и он ушел. У меня по щекам потекли слезы. В такой момент! Ну что им стоило прийти хотя бы на пять минут позже.

- Не плачьте, Елена Сергеевна! - наперебой утешали они меня. - Все будет хорошо. А у нас для вас сюрприз. Наша школа признана лучшей по итогам года! Вот газета. Смотрите!

Моя заместительница Людмила Михайловна сияла как... новенькое судно. Мне даже показалось, что причина столь бурной радости кроется не только в победе нашей школы на общегородском конкурсе. Мои подозрения отчасти подтверждались трепетным "Людмилочка Михална", которым ее величали с сегодняшнего дня мои девочки.

Мои ли?

Вот и сейчас в наш бокс ввалился вальяжный, хорошо упакованный мэн в модных очках и завалил стол всевозможными сладостями в больших и маленьких коробках и прозрачных пакетах. Я разглядела пирожные, "Зефир в шоколаде" и вафельный торт.

- Дарьюшка велела поправляться, - сказал он на прощание неожиданно писклявым голосом.

- Ох, Дарьюшка, ох, ублажила, - приговаривала Арина Родионовна, ковыляя к столу с довольной улыбкой на маленьком морщинистом личике. - Даже сливочную помадку не забыла, мою любимую. И батончики соевые. Угощайся!

- Дочка ваша? - я развернула конфету и осторожно глотнула жидкий мутноватый чай, оставшийся с завтрака.

- Внученька. Восемнадцатый годок пошел.

- А это кто же? - удивленно ляпнула я и осеклась.

- Секретарь ейный, - спокойно ответила старушка, разбирая коробки одной рукой. - Она у нас в семье поздняя. Баловная. Вот отец и приставил к ней двух мужиков - секретаря и шофера, чтобы чего не вышло.

- Телохранителя, что ли? - уточнила я.

- Не-е, не телохранителя. Вон принцессы нонешние то и дело от телохранителей беременеют. А Вадим - секретарь, к телу доступа не имеет. Да и кастрат он, беды не натворит.

От неожиданности я поперхнулась чаем и закашлялась.

- И кто же его так?

- Как? - не поняла бабушка.

- Кастрировал?

- Не подумай плохого, это дело давнее, - успокоила она меня. - Зять мой - человек солидный, важный. Не какой-нибудь рэкетёр. В правительстве работает. И в Америке.

- Как это? - не поняла я.

- А бес его разберет. У него там новая семья. Жена чуть постарше Дашеньки.

- А дочь ваша здесь живет?

Старушка замолчала. Медленно отползла от стола и легла поверх одеяла.

- Нет больше моей доченьки. Любила она его очень. Завернулась в норковую шубку, подарок его, и шагнула с лоджии. Дарьюшке в тот год пятнадцать минуло. Одна у меня родная душа на белом свете осталась.

- А сюда вы как попали, Арина Родионовна? - попыталась я отвлечь ее от страшных воспоминаний.

- Да что я? В ванной упала. На пол вода натекла, я и поскользнулась, руку сломала. В богадельне свой век доживаю. Пора уже. Восемьдесят четыре стукнуло.

Она вздохнула.

- Спасибо зятю, большие деньги за меня платит. Соседка у меня тихая, безобидная. Жаль только Дарьюшка не заходит. Вот и сюда Вадима прислала вместо себя. Некогда ей. В унирситете учится, на первом курсе.

К моему великому облегчению, бабушка слегка оживилась.

- И на кого же?

- Кто ж ее знает? Я ее, почитай, два года не видела, - снова загрустила Арина Родионовна.

Приход Зиночки вовремя прервал наш разговор.

- Сейчас профессор придет, - ахнула она, - а у вас... Кошмар какой-то!

Она в панике начала эвакуацию Олиных фруктов с моей постели. Я, как могла, помогала. Яблоки и апельсины с мандаринами отправились в холодильник, а бананы мне удалось зацепить, подтянуть к себе и сунуть в тумбочку.

Зиночка в срочном порядке собирала со стола коробки, когда в палату вошла целая делегация врачей.

- Почему судно не вынесли?! 0 побагровел профессор, шедший во главе.

Зиночка вынеслась вместе с судном, а профессор приступил к осмотру. Матвея в свите не было. Не успев толком осознать этот факт, я громко заорала от боли. Не обращая на меня внимания, профессор что-то объяснял сгрудившимся вокруг него коллегам. Арину Родионовну он трогать не стал. Пожалел, наверное.

Меня бил озноб, на лбу выступил холодный пот, в ноге что-то пульсировало и стреляло. Боль усиливалась, но никого мои страдания не волновали.

Ближе к вечеру Зиночка сжалилась и вызвала дежурного врача.

- Твою мать! - закричал он. - Что же ты раньше не сказала?! Срочно на стол!

Началась суета. Зиночка вколола мне пару уколов, и я провалилась сначала в серость безразличия, когда все равно, что с тобой делают и куда везут, а потом в темноту небытия.

- С возвращением! - очень ласково, словно ребенку, улыбнулся он. - Что видела ТАМ?

ТАМ, насколько я помню, ничего не было. Я прикрыла глаза. Шевелить губами и другими частями тела я не могла. Меня сотрясала мелкая противная дрожь.

- Зина, принеси еще одно одеяло, - скомандовал Матвей.

Медсестра накрыла меня вторым одеялом. Сразу стало легче.

- Я останусь на ночь, посижу с тобой, - он погладил меня по голове и ушел.

- А как ласково доктор с тобой разговаривал, когда тебя привезли. Как с родной! - услышала я дребезжащий старческий голосок.

Арина Родионовна! Я чуть не прослезилась. Так радостно было слышать ее голос! К тому же до меня понемногу начал доходить смысл сказанного ею.

- Что он сказал? - с трудом произнесла я запекшимися губами.

- Кто сказал, милая?

- Матвей.

- И-и, касатушка, видно, худо тебе.

Я с досадой закрыла глаза.

Ночь, к великому моему огорчению, полностью выпала из сознания. Зиночка вколола мне сильный наркотик. Проснувшись поутру, я увидела над собой постное лицо Даная и застонала от страстного желания вмазать ему по морде, жаль, руки не слушались.

- Тебе плохо? - спросил он.

- Очень, - обратилась я за подмогой к вошедшему Андрею Петровичу.

- Вам придется выйти, - он довольно твердо выпроводил Даная и сел возле меня, взяв мою руку в свои ладони.

- Как вы? Меня вчера вечером срочно вызвали на операцию.
Напугали же вы нас. Ну, с какой стати вам понадобилось вертеться на спице?! Еще чуть-чуть, и остались бы с одной ножкой!

Оправдываться не было сил.

- Как прошла операция? - с трудом выдавила я из себя.

- Отлично! Вы молодчина, Аленушка! Не подвели меня.

Глаза его светились. Я почувствовала, что зажигаюсь этим свечением. Ощущение было непередаваемое - словно прыгаешь с трамплина. Есть там такой момент, когда ухающая жуть внутри сменяется эйфорией взлета. Ради таких моментов и живешь.

В нашей с Данаем семилетней скуке таких моментов не было.
Ни разу!

Новая медсестра, смуглянка моего возраста с густыми черными усиками над верхней губой, вернула нас к действительности.

Матвей с видимой неохотой вышел, и только тут я заметила, что нога у меня до самого бедра запакована в аккуратный гипсовый сапожок. А это значит, я могу поворачиваться, и уколы отныне рассредоточатся на вполне достаточном пространстве!

У медсестры Надюши оказались ласковые, материнские руки. Она помогла мне лечь на бок, почти не потревожив ноющую ногу. Наверное, она, бедняжка, переживает из-за своих усиков - они чуть поблескивали, выдавая не слишком успешные попытки обесцветить их перекисью водорода. И напрасно! Они совсем ее не портят.

Хотя в наше время проще простого купить какой-нибудь чудо-крем и
решить эту проблему радикально. Правда, придется потом всю жизнь этим заниматься, но чистим же мы зубы каждый день, и едим тоже...

Благодаря Данаю я излечилась от подобных комплексов в самом начале нашего знакомства. В те времена я много загорала, а зимой, когда загар сходил, волоски на ногах становились заметнее, недаром говорят, что солнечная активность растет из года в год. До бритвы не доходило, но я стала напрягаться по этому поводу.

- Ненавижу лысые ноги, - произнес как-то на пляже мой будущий супруг, провожая взглядом проходящих мимо женщин. - Гадко и неестественно!

И он поведал мне душещипательную историю своей первой любви.

Они познакомились на юге. Девушка была прелестна, вроде бы даже заняла призовое место на каком-то конкурсе красоты. Но стоило ему провести рукой по стройным ножкам возлюбленной, как ладонь спотыкалась о невидимую колючую щетинку. Заметив его реакцию, девушка перестала брить ноги, но стало еще хуже - незаметный когда-то легкий волосяной налет от бритья почернел и возмужал.
Юношеский максимализм не позволил Данаю смириться с этим фактом. Пришлось расстаться.

Спасибо тебе, Данай! Своей историей ты избавил меня от множества неприятностей. Да и не только за это. Ведь жили мы с тобой совсем неплохо - спокойно, дружно. Советовались по каждому поводу, делились рабочими проблемами, радостями и огорчениями, вместе водили Яночку в зоопарк и кукольный театр.

И чего только тебе не хватало?

Любви, наверное.

Как оказалось, мне тоже.

Матвей пришел попрощаться до следующего утра. Уходить ему явно не хотелось. Он задавал ничего не значащие вопросы и смотрел мне в глаза по-детски доверчиво, улыбаясь так же блаженно, как и я.

После его ухода мне захотелось плакать, но появилась... Лорена с костылями.

- Завтра начнешь ходить. Доктор сказал, что температуры нет, все окей.

Мне стало неприятно. Разговаривает с ним, улыбается - знаем мы эти разговорчики!

- Ты что, Алена! Не вздумай грустить! Я же тебе сказала, что в твоей жизни началась светлая полоса.

Я моментально успокоилась, потому что это было правдой!

- Как Яночка? Где она? - Мне стало стыдно, о чем я только думаю!

- Она чудо! Живет у меня, дружит с нашим котом, уже успела влюбить в себя моего сынулю. По-моему, он делает за нее уроки!

- Тоже учится в первом классе?

- Почти угадала - на первом курсе.

- Что-о?!

Моя реакция ее обрадовала и развеселила. Она чмокнула меня в щеку и умчалась, бросив на ходу:

- Надюша тебя вымоет, я договорилась. Завтра жди в гости Яночку.

- Интересно, где живет Данай? - неожиданно подумала я, глядя вслед Лорене. - Уже переехал или ждет моего возращения?

Я поймала себя на том, что интерес мой к этой проблеме является скорее академическим, почти лишенным элемента драмы или, тем более, трагедии. Во мне космическими темпами происходили гигантские изменения.

А Лорена-то, оказывается, старше меня! Лет на пять, не меньше!
Я думала, наоборот.

- Хорошая у тебя подруга, - вторгся в мои мысли высокий детский голосок Арины Родионовны, о которой я успела позабыть.

- Вы не спите?

- Бессонница у меня. Ни днем, ни ночью сон не берет. Давай-ка отпразднуем твое возвращение!

И мы с наслаждением пили ароматный фруктовый чай из большого китайского термоса, принесенного Лореной, попутно дегустируя Дарьюшкины гостинцы и Олины фрукты. До чего же здорово!

Летим!

Утром на работу вышла Танька-дыроколка, и я внутренне вздрогнула. Правда, теперь я могла предоставить больше простора для ее садистской деятельности, но это было слабым утешением.

- Нельзя ли отменить антибиотики? - с чувством попросила я Матвея. - Температура нормальная.

Он колебался, глядя на меня с сочувствием, зашкаливающим за все допустимые для врача границы.

- Хотя бы еще два денька надо поделать, опасно очень.

Я тяжело вздохнула.

- А хотите, я вам сам буду иньекции делать? - вдруг оживился он.

- Как? - я покраснела.

В голове прокручивались самые разные стратегические планы.

Трусиков у меня нет, взять негде. Да если бы и были, как их надеть через гипс? Разве что разрезать с одной стороны...
Можно укрыться одеялом до пояса, а потом сдвинуть его до необходимых границ.
А как поворачиваться? Это же больно неимоверно. И времени на это уйдет уйма. Если только заранее лечь на бок.
Или пусть колет в ногу, как раньше? Но больно-то как!

Он внимательно наблюдал за напряженной внутренней борьбой, по-видимому, отражавшейся на моем лице.

- Я очень хорошо делаю уколы, - попытался он прийти мне на помощь. - Мой сын не доверяет это никому, кроме меня.

К тому же Танька сразу сообразит, что положение ее безнадежно.
Это соображение мгновенно перевесило все остальные доводы, и я согласилась.

Он не обманул, боли не было. Вместо нее меня пронзил мощный электрический импульс такой силы, что я едва не задохнулась.

Я лежала с открытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег, и не могла вымолвить ни слова. Он осторожно помог мне лечь на спину, и я с абсолютной ясностью ощутила, что и его прошил тот же разряд.

Мы, словно согрешившие Адам и Ева, боялись смотреть друг на друга. Он молча вышел из бокса, а я, ошеломленно глядя в потолок, безуспешно пыталась понять, ЧТО ЭТО БЫЛО.

Танька, приходившая колоть Арину Родионовну, испепеляла меня ненавидящими взглядами, но мне было не до нее. Время от времени заглядывал Матвей. Утреннее чувство неловкости немного притупилось, он даже пытался шутить, но электрические разряды не становились слабее. Наоборот. Они участились и следовали друг за другом с неумолимо возрастающей интенсивностью.

Приход Лорены и Яночки выдернул меня из властно влекущего за собой потока и ненадолго вернул в прежнюю жизнь.

- Тебе больно, мамочка? - испуганно спросила Яна, глядя на мою загипсованную ногу широко распахнутыми глазенками.

- Совсем не больно, - успокоила я ее.

И она затараторила без умолку. О хитрющем коте по имени Воланд, умеющем угадывать мысли, о Владике, способном решать самые сложные задачи со звездочкой, об аквариуме с золотыми рыбками, о своей школьной подружке Галинке, неисправимой фантазерке.

- Знаешь, мам, Галинка нашла на улице тысячу долларов и отдала одной тетеньке. Лучше бы машину купила или дом построила, правда?

Узнаю прагматичные гены моего бывшего супруга.

Постучав в дверь, в комнату несмело заглянул длинный парень с вытянутым лицом. Увидев его, Яна радостно вскочила, поцеловала меня и упорхнула. Снова Данаевы гены. Без колебаний променяла меня на чужого парня.

- Мы заранее договорились с Яночкой, что Владик уведет ее, пока ты будешь учиться ходить на костылях, - объяснила Лорена. - У них билеты в цирк на дневной сеанс.

Мне стало легко и весело. Вечно я так - придумаю себе трагедию из ничего, раскипячусь, испорчу людям настроение, а потом стыдно становится. Хорошо, хоть на этот раз сдержалась.

Лорена подала мне костыли, и я встала. Руки дрожали, по лицу и спине катились капли пота. Когда я успела так ослабеть? А мне казалось - встану и пойду.

Доковыляв до предбанника, я взмолилась о пощаде. О том, чтобы заглянуть в туалет, не было и речи.

- Я не смогу на них ходить, - слезы застилали мне глаза.

- Вот еще глупости! С трамплина прыгаешь, а на костылях не можешь.

Лорена доволокла меня до постели, помогла лечь и зашептала:
- Не торопись, Алена, прошу тебя.

Странное дело, я понимала, что она говорит отнюдь не о костылях.

- Секс ради секса забирает энергию любви. Оба становятся похожими на спущенные воздушные шарики.

- А как же вы с Данаем? - вырвалось у меня. Ревность снова чувствительно ущипнула меня. Однако мне это совсе-ем не безразлично, а я-то наивно думала, что стала другой.

- Мы тоже не торопимся, - очень серьезно ответила она. - А костыли - это ерунда. Уже к вечеру начнешь прыгать. Только не торопись!

Здесь были свои правила движения. Наперерез ехали кровати и кресла на колесиках, медленно плелись такие же, как я, бедолаги со сломанными конечностями и проломанными черепами, носились белые халаты – чуть зазеваешься, и сшибут.

На большой кровати, стоявшей у стены, лежала совсем юная девушка, поразившая меня выражением ужаса и отчаяния в огромных темных глазах. Наверное, ее, как и меня, безжалостно выдернул из привычной жизни несчастный случай. Меня – для того, чтобы свести с любовью, а ее для чего?

Из процедурного кабинета выглянула Зиночка и позвала меня на укол.

- Вы не знаете, что случилось с той хорошенькой девушкой, которая лежит в коридоре? – спросила я медсестру.

- С Мариночкой? Ей фанатки руку сломали, - охотно рассказывала Зиночка, готовя шприц. – За ней певец ухаживает из ансамбля известного, забыла название, кольцо ей подарил. Вот они и дрались за это кольцо. А потом начали ее головой об асфальт бить. Хорошо, прохожие вмешались.

Потрясенная этой историей, я еще раз прошла мимо девушки. Она проводила меня взглядом. Уже хорошо – чуть отвлеклась от своей беды и подумала о чужой.

Вышедшая из процедурного кабинета Зиночка покатила кровать с девушкой по коридору, я шла за ними. Кровать въехала… в мою бывшую палату, находящуюся в противоположном конце коридора. Я изрядно устала, пока доплелась до нее.

- Алена, ты?! – не могла опомниться от удивления Вероника Евгеньевна.

Я вкратце рассказала о том, что со мной произошло за эти дни. У них все было по-прежнему. Только Анютка уже не спала. Лежала, отвернувшись к стенке, и тихонько всхлипывала.

- Целыми днями плачет, - шепнула мне Вероника Евгеньевна.

Маневрируя между кроватями, я прошла к Анютке и с трудом присела на ее постель. Девочка мельком взглянула на меня и снова отвернулась. Она была немного похожа на Мариночку. Такая же трогательная, беззащитная и несчастная, только немного помоложе.

- Знаешь, Анютка, - начала я. – Был когда-то такой ансамбль «Битлз», в нем пели потрясающие парни. Девушки всех стран мира с ума сходили на их концертах.

Краем глаза я заметила, что Мариночка насторожилась.

- Один из этих парней, Пол Маккартни, сам сочинял песни, которые и сейчас поют лучшие певцы. И знаешь, в кого он не так давно влюбился?

Я сделала паузу.

- В одноногую красавицу.

Анютка вздрогнула.

- Неправда! – выдохнула она.

Неожиданно мне на помощь пришла… Марина.

- Правда! Я сама читала много раз в газетах, журналах! И по телеку их показывали! Эта девушка была моделью, но попала в автомобильную аварию и потеряла ногу. Ее зовут Хизер Миллс, она англичанка.

- Я тоже об этом читала, - подключилась Лидочка. – Они жили в замке Пола Маккартни, потом ребенок у них родился, только она мужа своего бросила.

У Анютки округлились глаза.

- Почему?!

- Наверное, в другого влюбилась, - беспечно предположила Лидочка.

- Что же она, как вы? На костылях ходит? – Анютка искоса посмотрела на мою загипсованную ногу.

- Конечно нет! Ей сделали отличный биопротез, не отличишь от настоящей ноги, - снова включилась в беседу Марина. – У нее очень красивая походка, никто и не догадался бы ни о чем. Она сама все рассказала журналистам.

- Зачем? – приоткрыла рот Анютка, наконец повернувшись к нам лицом.

- Чтобы люди, попавшие в беду, не отчаивались и были сильными. Ведь все зависит только от нас самих.

- Обедать! – толстая пожилая буфетчица с широким добрым лицом вкатила в палату каталку с тарелками и кастрюлями.

- Опять гороховый суп, - поморщилась Лидочка.

- Пока, девочки, мне еще далеко шагать, - помахала я всем рукой.

- А вы еще придете? – спросила Анютка.

- Обязательно приду.

- Какая ты, Алена, счастливая, так и светишься, - заметила на прощание Вероника Евгеньевна, внимательно разглядывавшая меня все это время? – Что случилось?

- На костыли встала, - засмеялась я.

- И правда, счастье! – печально улыбнулась она.

Я устало доковыляла до своей постели и ахнула. На тумбочке сидела мышь и с удовольствием пила кефир из моей чашки. Потревоженное моим сдавленным воплем, мерзкое животное нехотя оторвалось от своей трапезы и скрылось между стенкой и тумбочкой.

- Вы видели, Арина Родионовна? – почти теряя сознание, произнесла я дрожащим голосом.

- Так это Изабелла, я ее Белочкой зову, - успокоила меня старушка. – Кормлю ее, видишь? – Она показала на спрятанный в углу кусочек картона с остатками еды.

Я лишилась дара речи.

- Да ты не пужайся, погляди, какая милочка!

Услышав комплимент, Изабелла снова возникла на тумбочке и неторопливо прошлась из угла в угол. Не встретив никаких препятствий, она грациозно взобралась на край чашки и продолжила прерванный обед.

Я без сил опустилась на кровать, загипнотизировано глядя на нее. С удивлением отметив, что мышка и впрямь прехорошенькая – дымчатая, с нежно-оранжевым брюшком и круглыми ушками такого же цвета, - я почувствовала, как во мне быстро тает безобразная глыба брезгливого ужаса.

- Настоящая Изабелла из бразильского сериала – точно такая же, - продолжала между тем Арина Родионовна. – Страшненькая, но очень милая.
Я этот сериал уже полгода смотрю. В прошлый раз на самом интересном месте остановили. Сегодня посмотрим, что дальше будет, я тебе все объясню.

Вот так влипла! Бразильский сериал. Это пострашнее мышки.

- Ничего, поупражняюсь часок в ходьбе, - успокоила я себя.

Но из этого ничего не вышло. Я, наверное, переходила. Болело все тело, руки отказывались держать костыли, и я осталась в постели.

- Ты одеяло повыше подтяни, - посоветовала старушка, включая телевизор. – Белочка любит по мягкому гулять, вмиг на постель заберется.

Я мгновенно подоткнула концы одеяла под матрац. Только этого мне не хватало!

Засыпая под мерный комментарий Арины Родионовны, я одним глазом поглядывала на экран.

Красивый итальянец страстно целовался в мужском туалете дорогого ресторана с не менее красивой еврейкой. Потом парочка ввалилась в кабинку, где перешла к еще более активным действиям.

Сон вдруг пропал. Неожиданно на их месте оказались… мы с Матвеем, и у меня перехватило дыхание.

- Это его жена, Камилия, - объясняла бабуля, не отрываясь от экрана. – А вот эта, что ждет за столиком и ревнует, - его любовница, Мария. Приехала за ним в Бразилию аж из самой Италии.

- Вы, наверное, перепутали, Арина Родионовна. – Та, что за столиком, - жена, а та, что в туалете, - любовница, - предположила я.

- Ничего я не перепутала, - отмахнулась она. – Вот будет реклама, все тебе объясню.

Тем временем итальянец вернулся в зал и грубо увел Марию, с горя пошедшую танцевать с каким-то элегантным господином. Он еще и ревновать ухитрялся в сложившейся ситуации!

Во время рекламы я узнала, что к жене итальянца влечет страсть, а к любовнице – любовь. Бедняга вот уже с полсотни серий разрывается между обеими.

Моему Данаю, по-видимому, предстоит решить для себя похожую головоломку. Яночка трепетно относится к отцу. Захочет ли он уйти от нас к Лорене и ее взрослому сыну?

Да и я, если честно, привязана к Данаю. По большому счету он у меня надежный. Просто поднадоели друг другу за десять лет.

В палату заглянул… Матвей, и я забыла обо всем на свете.

- Вы сможете дойти до ординаторской? – обратился он ко мне.

- Конечно, смогу!

Удивительно! Ничего не болело, руки налились силой, уцелевшая нога легко отталкивалась от пола в ритмичном, слаженном трио с костылями.

Выходя из бокса, я оглянулась. Арина Родионовна с интересом смотрела на меня, совсем позабыв про сладкие страдания красавчика Тони и двух его прелестниц.

Жизнь, она, конечно, даст фору любому сериалу.

- А я думала, у вас выходной! – радость в глазах выдавала меня с потрохами.

- У меня и есть выходной. Просто я соскучился без вас, - серьезно сказал он, закрывая на ключ дверь ординаторской, и с опаской посмотрел на меня.

Сердце запрыгало, взлетело, но тут мой взгляд зацепился за фото красивой молодой женщины с мальчиком, и оно, сердце, шлепнулось обратно, на свое место.

- Жена с сыном, - пояснил он, проследив за моим взглядом, явно не считая нужным скрывать от меня факт наличия у него дружной, здоровой семьи.

И с чего это я решила, что, ощутив в сердце нежность, люди должны делать кардинальные шаги? Что за наивность в тридцать три годика?

Скажите, почему вы назвали меня Матвеем? – его глаза вновь засветились. – Все думаю об этом и никак не могу понять.

- Просто угадала, что вы – Матвей, а не Андрей. Вернее, почувствовала.

- Мне хочется смотреть на вас, не отрываясь, - вдруг сказал он. – Не понимаю, как я мог жить без вас.

Диван поплыл вниз, все закружилось, как в домике неожиданностей в луна-парке. Усилием воли я остановила кружение и посмотрела ему в глаза. Они медленно приближались, и… - где вы, мудрые советы Лорены?

Я не послушалась и правильно сделала! Потому что теперь, после того, ЧТО Я УЗНАЛА, все остальное потеряло смысл. И мое будущее, и осуждение окружающих, и даже наши дальнейшие отношения с Матвеем…

Об этом не думалось, как не думалось ни о чем другом.

Я ОЩУЩАЛА В СЕБЕ ЖИЗНЬ – впервые за долгие годы. То, что было со мной раньше, жизнью не являлось. Существование в рамках привычек, суета, бег по кругу…

Ощущение жизни и любовь к тому, кто пробудил меня к этой жизни, - только эти два чувства, ликуя, переполняли меня.

Глава пятая

Побег из рая

Оживший во мне свет щедро изливался на окружающих – Яночку, медсестричек, грустную Маринку, к которой все не приходил ее певец, одноногую Анютку, уже начинающую верить в возможность счастья, Лидочку, так и не примирившуюся с мужем, Арину Родионовну, упорно ждущую свою Дарьюшку.

Даже Данай оживлялся, глядя на меня, - уж и не знаю, о чем он при этом думал.

Матвей дежурил каждую ночь.

- Дома сказал, что у меня тяжелая больная в реанимации, - пояснил он.

Меня кольнула ревность. Стало неприятно, что он оправдывается перед женой.

- А здесь что сказал?

- Что нужны отгулы. Ведь правда нужны. Тебе же скоро выписываться, - он озабоченно смотрел на меня. – Не могу себе представить, что твой супруг будет касаться тебя своей рыбьей мордой.

Мне стало обидно за Даная. И вовсе она у него не рыбья. Вернее, оно, лицо. Хотя, конечно, есть определенное сходство.

- Он не коснется. У него теперь другая, ты ее видел.

- Так это же любовница, - ничуть не удивился он.

Я онемела. В этой невинной фразе уместились ответы на все мои жгучие вопросы. Стало понятно, что наличие любовницы ничуть не мешает спать с женой, и соответственно, наличие жены отнюдь не мешает встречаться с любовницей. Цинично, зато откровенно.

Все мои надуманные проблемы решались так примитивно!

- Видишь ли, Леночка, один мой знакомый, тоже врач, как раз уехал за границу. Я сам напросился за рыбками ухаживать. Ты можешь пожить в его квартире месяца полтора.

Честно и откровенно – «ты», а не «мы». Значит, мне предстоит жить одной. В чужой квартире. В ожидании редких и коротких встреч. Словно собачке, верно ждущей хозяина, - все это с ясностью пронеслось в моей голове, будто при вспышке молнии.

Но я согласилась. Ведь другой возможности видеться с ним у меня не было.

Предупредив Даная, что поживу у подруги, я дала ему перечень необходимых вещей. Потянуло на пару чемоданов.

- Сколько же ты собираешься там жить? – удивился он. – И что это в конце концов за подруга?! Почему я ее не знаю?

Итак, ревность. Не ожидала, честно говоря.

- Школьная подруга. Живет с семьей за городом, в шикарном коттедже, - заторопилась я. – Телефона там нет. Обязательно буду звонить по сотовому.

Мой доктор, маявшийся за дверью, не выдержал и вызвал меня на перевязку, избавив тем самым от дальнейшего вранья.

Выписку произвели тайком. Когда стемнело, Матвей подъехал на своей «Волге» со стороны приемного покоя и снес меня со ступенек вместе с костылями. Сбегал наверх за чемоданами, заранее припрятанными в ординаторской, и быстро, словно опасаясь погони, вырулил со двора.

Я полулежала на заднем сидении и шмыгала носом. Как-то все по-свински получилось. Даже не успела толком попрощаться с Ариной Родионовной. И к девочкам своим не заглянула. А как же Маринка с Анюткой? Ведь я нужна им.

«Шикарный коттедж» оказался довольно приличной двухкомнатной квартирой в кирпичной сталинской восьмиэтажке.

Лифт не работал, а подниматься по ступенькам, как оказалось, я не умела. Матвей взял меня на руки и быстро взбежал на второй этаж.

- Мне не привыкать. Таких толстяков приходится иногда на стол перегружать с носилок и обратно – девчонки сами не справляются. А ты как перышко.

Он усадил меня в кресло, внес чемоданы и ушел, бросив на прощание:

- Проедусь по магазинам, пока не закрылись.

С превеликим трудом выбравшись из низкого, глубокого кресла, я обошла квартиру.

Ковры на полах – это хорошо, костыли скользить не будут. Экологическая мебель из светлого дерева – тоже неплохо, от обычной годами несет запахом клея и лака.
Поменьше бы этой мебели – обожаю большие, светлые пространства. На миг взгрустнулось, вспомнилось наше с Данаем двухэтажное гнездышко, свитое в тихом, зеленом переулке, чудом сохранившемся в самом центре шумного города.

Туалет… Однако, с моей негнущейся ногой здесь не разместиться. Придется выставлять ее наружу. Ну, да ладно, судя по всему, Матвей не собирается часто докучать мне своим присутствием.

Опробовав туалет, я обнаружила, что вода не спускается, проявив чудеса силы и сноровки, едва дотащила из ванной полведра воды.
На телефонном столике нашла предусмотрительно оставленный список с аварийными телефонами, в том числе диспетчерской домоуправления.

Мне любезно пообещали прислать слесарей в течение часа.
Они явились через пятнадцать минут. Заглянули в туалет, пошептались между собой.

- Это будет стоить сорок баксов, - немного смущенно сказал один из них, опустив очи долу. Второй с интересом следил за моей реакцией.
При чем тут баксы, мы же не в Америке… Сделав в уме пересчет на рубли, я опешила.

- У меня сейчас нет таких денег. Вот придет муж… - на слове «муж» я запнулась. Да и вообще, с чего я взяла, что у Матвея есть деньги? Надо было попросить у Даная, но у меня язык не повернулся. В моем распоряжении остался только Лоренин кошелек с мелкими купюрами.

- Ну ладно, вы подумайте, - они пошли к двери. – Мы сегодня дежурим всю ночь, можете перезвонить диспетчеру.

- А как же…, - я не договорила, дверь за ними захлопнулась.

Узнав о моем приключении, Матвей удивленно присвистнул:

- Ну и хапуги! Сейчас посмотрю, что там.

Спустя четверть минуты я услышала благословенное журчание воды, наполняющей бачок.

- С вас сорок баксов, мадам! – расплылся в довольной улыбке Матвей.

Он быстро выгружал из больших полиэтиленовых сумок йогурты, сырки, кефир, ряженку, фрукты.

- И не вздумай говорить, что ты этого не любишь. Тебе необходим кальций.

Картонки и пакеты следовали друг за другом. Напоследок появились конфеты и бутылка вина.

- С детства обожаю ряженку, - сказала я. – Только в нашем районе ее не продают.

Против моей воли в голосе зазвенели слезы. Страшно было думать о том, что он сейчас уйдет, а я останусь здесь совсем одна. Как в клетке, запертой на ключ.

Он наклонился ко мне, поцеловал в нос, в щеки, в глаза:

- Грустить тебе запрещено, говорю как врач. Сейчас поужинаем, помою тебя и ляжем спать. Вместе. Буду честен, я храплю. Если тебя это пугает, лягу на коврике в коридоре.

Я благодарно обняла его за шею, и… мы совсем забыли про ужин.

Перед сном он осторожно упаковал загипсованную ногу в заранее припасенную пленку и перенес меня на табурет, поставленный прямо в ванне. Ласково и неторопливо снял с меня одежду и мыл только что купленной мочалкой – тщательно и нежно.

- Вот он, рай, - мелькнуло у меня в голове.

Но я ошибалась. Это были врата преисподней.

В раю лишь улыбки,
В раю нет тревоги,
Там нету развилок
И нету дороги.

Спасибо, Лорена!
Послушай, Данай,
Мы сами решили
Оставить свой рай.

А здесь? Пока я и сама еще не поняла, ЧТО здесь. Дорога лежала передо мной. Куда она ведет? Обратно в утерянный рай? Но я больше не хотела в эту благополучную скуку. Что же там, впереди?

Он позвонил два раза. В первый раз спросил, как у меня дела, не голодна ли.

Во второй сообщил, что сегодня прийти не сможет:
- У меня срочная операция, придется остаться в больнице на ночь.

Мне стало страшно. А вдруг это ложь? Точно теми же словами он лгал жене, когда оставался со мной.

Ночью я не могла уснуть. Стоило закрыть глаза, и я воочию видела его рядом с женой. Он целовал ее так же нежно, как и меня, а потом…

О чем он думает в эти моменты? Наверное, сравнивает нас.

Он приехал часов в шесть утра, открыл дверь своим ключом, бесшумно разделся и лег рядом со мной.

- Господи, как же я тебя люблю, - меня трясло от рыданий, я никак не могла успокоиться.

Он принес рулон туалетной бумаги, салфеток у нас не оказалось. Вытирал мне лицо, промокал свою грудь, а слезы все не кончались.

Я взглянула ему в лицо, ожидая увидеть раздражение. У него были добрые, немного грустные, все понимающие глаза.

- Не плачь, моя маленькая, я обязательно что-нибудь придумаю. Обещаю тебе.

И вновь наступил рай. Его касания открывали, будили во мне такую КРАСОТУ, которой не бывает на земле.

Счастье? Нет! Это было нечто другое. Совсем не то самодовольное, сытое ощущение, к которому по глупости стремятся люди. В этом чувстве не было ни уверенности, ни опоры, в нем не было места мыслям, надеждам, мечтам о будущем.

Только ЖИЗНЬ. И ликующее, звенящее упоение этой жизнью.

Он уходил. Он всегда уходил. Утром и вечером, порой даже ночью. Но иногда он ненадолго выводил меня, как Орфей Эвридику, из ада ревности и одиночества. Всего четырьмя словами:

- Сегодня я не работаю.

В такие дни мы почти не вылезали из постели – было невозможно тратить время на еду, какие-то бытовые мелочи.

Он не был гигантом секса – дело не в этом. Просто в постели мы ощущали себя одним целым. Здесь наши души без опаски открывались друг другу.
Здесь были не нужны защитные доспехи иронии, насмешки. Здесь таяли обиды, сомнения, колебания, испарялись угрызения совести, терзания и тревоги. Это был наш маленький оазис света и гармонии, где жизнь больше не казалась пугающей и непредсказуемой. Здесь царила вечная нежность, от которой дрожало и плавилось сердце.

- После дежурства я не приду. Ты справишься сама? – будничным голосом спросил он как-то утром, собираясь на работу.

Вот оно. То, о чем было невозможно даже подумать, пришло, надвинулось на меня, нависло страшной черной глыбой.

- А когда придешь? – я ненавидела себя за этот вопрос.

- Мне надо провести дома хотя бы одну ночь, пойми это, - в его голосе проскользнули совсем новые, жесткие нотки.

- Два дня и две ночи, - быстро подсчитала я и поняла, что не смогу выжить без него так долго.

За ним закрылась дверь. Это была дверь в наше короткое прошлое…

ПРОШЛОЕ.

Да, все кончилось, прошло. И с этим ничего не поделаешь. Мне предстоит научиться жить без него. А у меня нет на это сил.

Открыть телефонный справочник… Вызвать такси… Нет, сначала собрать вещи…

На лестнице хлопнула дверь лифта. Работает. Путь открыт.

Медленно передвигаясь по квартире, я бездумно складывала вещи в чемоданы.

Телефон… Далеко идти. Все равно не успею. Мне нельзя слышать его голос, он сомнет всю мою решимость. И тогда… Нет, мне не выжить здесь двое суток.

Опять телефон. Звонки. Бесконечные, оглушающие звонки. Я зажала уши.

Стало тихо. Звонки прекратились.

Эта внутренняя борьба полностью обессилила меня. Я обвисла на своих костылях как тряпичная кукла.

- Надо дойти до стула, - мелькнуло в голове. – Но я не могу…

Стук двери. Быстрые шаги. ЕГО ШАГИ.

Его руки подхватили меня, оторвали от пола и понесли в жизнь.

Самые родные в мире глаза, самые нежные губы, самые ласковые руки – они щедро дарили мне жизнь. Но где-то в глубине острой иглой саднило невыносимое ощущение конечности, ненадежности, скоротечности этой жизни.

- Я не могу без тебя.

Кто это сказал? НЕУЖЕЛИ ОН?!
- Я не могу без тебя, - из его глаз струилась нежность. Она согревала, защищала, обволакивала острую иглу, растворяла страшные предчувствия.

Глаза были доверчивыми и беззащитными. Они смотрели на меня очень близко. Под этим взглядом в моей душе рождалось новое чувство, безошибочно подсказывающее, что мы в связке. Как два альпиниста. Стоит одному перерезать веревку, и другой упадет в пропасть.

Этот взгляд дал мне силу.

Нет, я буду держаться до последнего. Я вцеплюсь в осыпающийся грунт зубами, ногтями, каждой клеточкой своего тела, но не перережу веревки.

Стало чуть легче. И когда бесконечными одинокими днями ко мне подступала тьма, сжимая меня в комок отчаяния и боли, и когда одинокими бессонными ночами ревность безжалостно плющила меня в тисках страдания, я ощущала в себе эту силу.

Я выживу. Я удержусь. Я НЕ ДАМ ТЕБЕ УПАСТЬ.

Наступил день, которого Матвей ждал с тщательно скрываемым от меня опасением.

Он осторожно резал гипс. На лице выступили капельки пота, хотя в квартире было свежо. Наконец гипс упал, и я ахнула.

Это была не моя нога! Что-то убогое, жалкое, усохшее. Из глаз полились слезы.

Матвей быстро ощупал ногу. Он сиял как мальчишка.

- Какая же ты умница, Алена! Все прекрасно!

Он чуть не прыгал. Его радость передалась мне. Я улыбнулась:

- Но ведь я не смогу ходить на такой ноге.

- Сможешь! И бегать, и прыгать, и танцевать!

Матвей схватил меня на руки и закружил.

- До чего же ты легкая! Тебе нужно есть. Срочно!

Он достал из холодильника шампанское, тонко нарезал копченую колбасу, сыр.
- Бедная моя, к сожалению, повар из меня никакой.

- Зато доктор чудесный и…

Хотела сказать «любовник», но вовремя осеклась. К счастью, он не заметил.

Не то слово. Совсем не то.

Матвей долго готовил травяную смесь, наконец вылил ее в ванну и погрузил меня туда. Господи, какое блаженство!

- Иди ко мне, - позвала я его, и он моментально разделся.

- Вот и мне в кои-то веки перепала лечебная ванна, - сказал, улыбаясь.

Он сидел напротив в теплой ароматной воде, поливал меня из ладоней, чтобы я не замерзла, а глаза светились счастьем.

Закутав в махровую простыню, перенес меня в постель, взял какую-то пахучую мазь и долго массировал ногу сильными, нежными, умелыми руками.

Возвращение

Жизнь властно требовала решений, а их у нас не было.

- Я не могу бросить Славика, - однажды сказал Матвей. И я увидела, что на самом деле НЕ МОЖЕТ.

Весь этот месяц я исправно звонила Данаю по вечерам, когда не было Матвея.
Супруг, как паинька, сидел дома, подробно рассказывал о Яночке, заботливо расспрашивал о моем самочувствии.
Слово "бывший" теперь как-то не выговаривалось по отношению к нему даже в мыслях.

Яночка вернулась домой, гувернантка Маша, очень серьезная девушка, вполне заслуживающая доверия, каждый вечер отводила ее к Лорене, а утром заходила за ней, чтобы проводить в школу. Дочурка подолгу болтала со мной по телефону. Несколько раз она звонила от Лорены, та брала у нее трубку и ничего не значащими словами успокаивала поселившееся в моей душе смятение.

Позванивала я и своей заместительнице Людмиле Михайловне. Что-то я увижу в своей бывшей школе? Вот в этом контексте прилагательное "бывшая" почему-то казалось мне вполне уместным.

Несмотря на это у меня возникла странная идея - написать курс географии для наших дошколят и первоклашек. Что-то вроде лебединой песни.

Пятиклассники всегда казались мне потерянными для моей науки. Ученье им уже наскучило. А у первоклашек в глазках светился живой огонек интереса. Давно хотелось поработать с ними, но все не было времени.

Матвей уходил на работу, а может, и домой, а я садилась за стол и писала сказку в стихах.

Если бы Земля в колобок превратилась,
То на Южном полюсе вдруг ножки б очутились,
Спинка - запад, животик- восток,
Север - макушка, экватор - поясок.

Колобок-земля как на пляже загорает,
То восток, то запад Солнцу подставляет,
Вкруг своей оси за сутки обернется,
День пройдет и ночь, и это сутками зовется.

Никогда не писала стихов, а тут словно кто их мне диктовал.
Стоило сосредоточиться, замолчать, и... пожалуйста!

Сама не заметила, как запела эту песенку на мотив моей любимой Детской польки Глинки. Идея!

Представила, как малыши будут петь эту песенку, рассматривая большущий, во всю доску, плакат с Землей-Колобком. Вот экватор, вот Северный Полюс, а вот - Южный. Красота!

Пока писала, разрабатывала ногу - катала маленький мячик, сгибала-разгибала колено, потерявшее свою гибкость за время гипсового плена.

Работалось радостно и легко, приключения, ожидавшие моих малышей в кругосветном путешествии, выплескивались на лист радужным водопадом фактов и событий. Иногда не хватало справочной литературы.

Ничего, доберусь до дома, допишу!

До дома? А где он, дом?

Когда накатывала тоска, наступало время стихов.
География откладывалась в сторонку - малышам нужны лишь положительные эмоции. А я превращалась в какую-то патологическую стихоплетку. Рифмы лились из меня словно из прохудившегося крана: "И почему со словом "радость" всегда в соседстве рифма "гадость"?

В холодной комнате сижу,
От одиночества дрожу.
Теплее от того немножко,
Что рыжая луна в окошке...
Ведь круглое лицо ее
Напоминает мне твое.

Из ада - в рай, из рая - в ад...
Я выдержать смогу едва ли
Температуры перепад.
Ведь я же, доктор, не из стали.

(*эти и следующие стихи в этой главе принадлежат Татьяне Берданской)

- Последняя стадия, - констатировал Матвей, прочитав мои стихи. Хорошо, что не стал уточнять диагноз.

Нога с поразительной скоростью принимала прежний вид. Я начала выходить во двор, опираясь на легкую палочку. Матвей не обманул. Как всегда.

Патологическая честность - так я бы назвала определяющую черту его характера.

- У меня семейная путевка в дом отдыха, - сказал он без всяких предисловий. - Через две недели буду купаться в море.

- Путевка на троих? - помолчав, уточнила я. Где-то в потайном уголке души еще теплилась глупая надежда, что нет, не на троих, а на двоих - на него и на меня.

- Я же сказал - се-мей-на-я, - отчетливо произнес он, нарочито выделяя слоги и не глядя мне в глаза. Быстро оделся и ушел, не попрощавшись.

Решил перерезать веревку первым.

Когда замолк звук мотора, я подошла к окну. Боже, какой ливень!
Он даже не взял зонтик. А от стоянки до вестибюля идти порядочно.

Хотя вряд ли он поехал на работу. Наверное, домой. Значит, не промокнет.

Я позвонила Данаю и предупредила, что приеду ближе к вечеру. Кажется, он обрадовался.

Матвея дожидаться не стала. Навела порядок, попросила таксиста поднести чемоданы и захлопнула дверь, оставив на телефонном столике записку:

Пусть этот дождь смоет все чудеса,
Темною станет судьбы полоса.
К морю укатишь на бежевой "Волге",
Там обо мне ты не вспомнишь долго.
Рифмы мои с собой захвати,
Все их в большую бутыль помести,
В Черное море или Азовское
Выкинь подальше чувства бесовские.

Может, у рыб, что прочтут про любовь,
Вдруг закипит их холодная кровь.
И из глубин, всем на удивление,
Будут, готовые к употреблению,
И тут, и там всплывать повсеместно
Разные рыбьи деликатеся,
Дух вознося до лазури небесной -
Все, что осталось от "поэтессы"...

Квартира показалась слишком просторной после двухкомнатной клетушки. Все блестело - по-видимому, после моего звонка Данай вызвал домработницу на внеочередную генеральную уборку.

Цветы в высоких вазах. Он всегда был очень галантным мужем. С Матвеем я совсем забыла о том, что мужчины иногда дарят женщинам цветы.

В столовой накрыт праздничный стол. Никакой копченой колбасы, никакого сыра - все по высшему разряду. Сразу видна рука Геннадия Петровича. Почти всю жизнь он проработал шеф-поваром известного ресторана, муж всегда вызывает его, когда ожидаются гости. Прислуги почти не видно. Муж мастерски подбирает вышколенных профессионалов, умеющих быть незаметными.

Данай ни о чем не спрашивал, был тактичен и ненавязчив. Мы сели за стол. Есть не хотелось. В горле стоял комок тошноты. Я пересилила себя, чтобы не огорчать мужа. К концу обеда Данай открыл еще одну бутылку:

- Пиколит - редчайшее десертное вино из Северной Италии, - с гордостью сказал он. - Его покупает английский двор, Белый дом...

- Хорошее вино.

Насилие добром не кончилось. Я едва успела добежать до туалета.

После обеда хотела разобрать чемоданы, но почувствовала тошноту от одной мысли об этом. Точно такую же реакцию вызывали все мои попытки заняться каким-то делом. Оставалось только лечь в постель и смотреть в потолок.

В последний раз меня так выворачивало восем лет назад, когда я ждала Яночку.
Мой взгляд оторвался от потолка, скользнул к окну и застыл на раскидистых вершинах тополей, упирающихся в голубовато-серую бесконечность.

Опять! Я бросилась в ванную.
Умываясь, взглянула в зеркало, словно спрашивая себя - да или нет? И увидела, что лицо неудержимо расплывается в счастливой улыбке. Я напоминала себе зимнюю заснеженную пашню. Сверху ледяное оцепенение, а там, внутри, нежные, зеленые ростки.

Утром сбегала в аптеку, и двойная лиловая полосочка теста на беременность подтвердила: ДА! От вчерашней секундной эйфории уже не осталось и следа. В голове противно заворочались, заскрипели, натужно вращаясь, ржавые шестеренки. Завели свою нудную песню: а как же, а если, а вдруг...

Что скажет Данай? Захочет ли он растить чужого ребенка? А главное, сможет ли полюбить его?
Схитрить? Но для этого надо прийти к нему в постель, а я НЕ МО-ГУ.

С работой придется распрощаться. Не из-за ребенка, из-за Даная. Вряд ли он захочет, чтобы я дальше руководила этой школой. Его банк, как волшебная курочка, исправно несет на счет школы золотые яички. Если бы не муж, моя давняя мечта о школе будущего осталась маниловщиной, как все и воспринимали ее в начале.

Что он сделает, если узнает, что я беременна от другого? Естественная реакция - оставить меня и уйти к Лорене. Наверное, выделит нам с дочкой двухкомнатную клеточку типа той, в которой я жила с Матвеем, будет давать деньги на Яночку - он у меня благородный. Но этого не хватит на двоих детей. Придется работать по полной. Если, конечно, удастся найти работу.

Людмила Михайловна избавится от меня с превеликим удовольствием. Создать школу с нуля - кишка тонка, тут без меня ей было не обойтись. А использовать готовенькое, на это она мастер! И никто меня не защитит, ведь она - супруга его превосходительства Германа Севастьяновича Чернышова, самого управляющего банком.

И что тогда останется мне? Вдалбливать в пустые головы наглых остолопов географическую премудрость? Мечта всей жизни.

Я уже вкусила сладкого яда независимой творческой работы. И даже успеха. Всего три года работает наша школа, и вот, пожалуйста, первое место на городском конкурсе. И все это отдать в завистливые, бездарные руки Людмилочки Михалны? Ни за что!

Срочно пригладив встрепанные мысли, я переоделась и вызвала своего личного водителя Лешу - школа недалеко, но ходить пешком мне пока еще рановато. Леша очень обрадовался моему звонку, он, бедняга, тоже соскучился по работе. И по зарплате, конечно. Небольшой компенсации, которую платил ему Данай за вынужденный простой, не могло хватить на нормальную жизнь.

Против ожидания в школе меня встретили очень тепло. Девчонки - у нас в основном работает молодежь - по мне соскучились, это было видно. Они наперебой выкладывали новости.

- Буквы и цифры Монтессори из наждачки - чудо! Посмотрите, Елена Сергеевна, как пишут дошколята, не хуже первоклашек! Всего пять минут в день, а такой результат!

Это была моя идея, никому не хотелось вырезать буквы и слоги из грубой наждачной бумаги, учительницы капризничали, жалея свои нежные пальчики, но...

- В честь чего торт? - спросила я, удивленно глядя на большой полуфабрикат без украшений, залитый вареной сгущенкой.

- Сегодня проходим дроби, - улыбнулась Маргарита Валерьевна, учительница первого класса, в котором учится и моя Яна. - Будем украшать торт кружочками бананов и четвертинками апельсинов. Сначала поработаем с фруктами, запишем все равенства на доске. Помните, вы же сами говорили?

Действительно, говорила. На бананах легко знакомиться с дробями. Их можно разделить на две, три, четыре и даже десять частей.

- А как чтение? - вспомнила я. - Перед тем, как я попала в больницу, мы с Наташей, воспитательницей подготовительной группы, закончили говорящую азбуку. Говорящий шрифт еще финикийцы изобрели, но об этом мы позже узнали, когда нарисовали рыбку в виде "Р", домик - в виде "Д", фонтан в виде "Ф", Буратино в виде "Б" и все остальные буквы алфавита. А потом начали записывать слова и даже предложения этим шрифтом.

- Уже рассказы маленькие читают! - Наташины глаза искрились улыбкой.

- Вот это да! Ай да мы! Какие же молодцы!
А где Ирина Владимировна? Как математические песенки?

Наташина улыбка потухла.

- Ирина Владимировна уволилась.

Мне показалось, что я ослышалась. Ирина - самый творческий человек в школе, на ней держались все музыкальные программы! и не только музыкальные. Ведь у нас поют и танцуют даже на уроках математики.

- Как, уволилась? Почему?!

- Спросите у Людмилы Михайловны, - девчонки заторопились на урок. В учительской осталась только Танечка, преподавательница ИЗО.

- Танюш, что случилось, скажи, пожалуйста, - взмолилась я.

Она испуганно смотрела на меня.

- Ладно, сама узнаю.

Вдох-выдох, вдох-выдох. Немного помогло.

Таня с облегчением сменила тему.

- Смотрите, Елена Сергеевна, как стали рисовать! - Она разложила передо мной красочные рисунки. Цвета были яркими, радостными, от них шла очень хорошая энергетика.

Несколько месяцев назад я задумала экспериментальный курс для малышей "Рисуем континенты" - синтез зоогеографии и рисования, подобрала необходимый материал, а Танюша, молодчинка, не подвела, продолжает работать.

С детских рисунков смотрели пышногривые львы с добрыми глазами, полосатые улыбающиеся зебры. Задумчивые пятнистые жирафы тянулись к сочным листьям одиноких баобабов, одногорбые верблюды меланхолично жевали колючки.

Тут саванны, там пустыни, а вот и тропики с шустрыми, смешными обезьянами. Все верно. До чего же здорово нарисовано! Я сразу узнала Яночкин рисунок- Нил, кишащий крокодилами, на заднем плане пирамиды.

- Неужели первоклассники?! Как тебе удалось?

- Понимаете, Елена Сергеевна, я нарисовала простые эскизы. Кладу их на каждую парту вместе с фотографиями африканских животных, пейзажа, растительности. Видели бы вы, сколько удовольствия! А как тщательно ребятки изучают ушки, хвосты, мордочки, чтобы не ошибиться. Сейчас готовлю Австралию.

Танюшины эскизы были что надо! Линии, круги, овалы как по волшебству превращались в бегущих зебр и антилоп, толстых бегемотиков, симпатичных солидных слоних со слонятами, величавых фламинго.

- И растительность африканскую заэскизировала! Какая же ты умница! - Вдруг больно резануло воспоминанием. Именно эти слова Матвей сказал мне совсем недавно.

Я на мгновение прикрыла глаза и заставила себя вернуться к настоящему.

Еще совсем недавно эти дети рисовали лишь беспомощных уродцев и вот - что ни рисунок, то шедевр. Вспомнилось, как истошно орала в начале года Людмила Михайловна насчет того, что я пускаю на ветер школьные деньги. Тогда я все же настояла на покупке хорошего цветного принтера.

И вот они, плоды моей настойчивости!

Да разве только это?
В каждой программе - частичка моего сердца, моей души.

В учительскую заглянула Маргарита Валерьевна:
- Елена Сергеевна, не хотите тортика с нами отведать? Все готово!

- Спасибо, Маргарита Валерьевна, в следующий раз. Мне бежать надо.

Не хотелось встречаться с дочкой здесь, среди людей. Я поехала домой. Вскоре и Яночка пришла из школы со своей гувернанткой Машей и завизжала от восторга, целуя меня во все открытые места.

Дочка придирчиво изучала мою ногу, просила пройтись еще и еще. Я старалась
оправдать ее ожидания - не хромала, ходила походкой манекенщицы, даже немного пробежалась. Нога и впрямь была как новенькая. Палку я оставила ТАМ. За ненадобностью.

Снова в раю?

Вечером мы всей семьей отправились к Калерии Викторовне, маме Даная.

- Вот что значит быть поздним ребенком, - подумалось мне. - Моему мужу еще нет сорока, а мать неуклонно превращается в развалину. Тоже родила далеко за тридцать.

Еще один аргумент против. Но если не хитрить с собой, то становится ясно, что цена всем этим рассуждениям - копейка. Так преступник заранее продумывает все ходы, готовя себе алиби.

Преступление? Мне вдруг ясно представилось, ЧТО я собираюсь сделать с ребенком Матвея. И я поняла, что это НЕ В МОИХ СИЛАХ. От меня ничего не зависит. Я не смогу поднять руку на его ребенка. Нашего ребенка.

- Как ты похудела, Леночка! - Калерия Викторовна пронзила меня рентгеновским взглядом. Мне стало не по себе.

Мы никогда не были близки со свекровью. Ревность...
Лишь в последний год что-то начало неуловимо меняться.

Началось все с подарка на мое тридцатилетие.
Калерия Викторовна решила собственноручно сшить мне кофточку.

Она модница и даже... красавица.
Да-да! Хотя как нормальная советская женщина, пусть и бывшая, стесняется этого. Не в красоте, мол, счастье.

Как бы то ни было, вкус у нее потрясающий. И руки золотые.
Материал она подыскала не просто красивый, он был волшебным. Полупрозрачная, тончайшая легкость, чуть поблескивающая редкими вкраплениями серебряного люрекса. Ассиметричный фасон - сродни этому волшебству. Слева подчеркнутая талия, а справа - мягкий присборенный водопад, льющийся от плеча вниз. Что-то от индийского сари.

Калерия Викторовна не шила, а творила. Пока примеряла - долго, с чувством, наслаждаясь процессом - рассказывала мне о своей большой любви.

- По крайней мере, знаю, что жила не зря, - неожиданно сказала она.

Тогда я удивилась. Было непонятно, как несбывшаяся любовь может стать смыслом жизни. А теперь понимаю.

Кофточка слилась в упоительном любовном экстазе с удлиненной юбкой с разрезом, и мы пошли гулять. Народ скользил одобрительными взглядами по моей фигуре, а Калерия Викторовна тихонько напевала:

- Смотрите, смотрите, моя модель идет!

Тогда я впервые ощутила к ней... нежность.

Уникальные яства, собственноручно приготовленные Калерией Викторовной - от домработницы она категорически отказывается, не доверяет чужим людям - конечно же, требовали дегустации и публичного изъявления восторгов.

Десятилетний опыт научил меня, что возражать бесполезно, нужно пробовать все, но понемногу. Только бы добраться до дома. Я почувствовала, что еще чуть-чуть, и больше не могу сдерживаться.

Выручила Яночка.

- Хочу спать! Я устала! - раньше такого за ней не водилось.

- Может, заболела? - Калерия Викторовна обеспокоенно прикоснулась губами к внучкиному лбу. - Температуры нет, но все может быть.

Она почти сорок лет проработала старшей медсестрой в больнице, как у всех медиков, подозрительность у нее в крови.

- Срочно отправляйтесь домой и уложите ее в постель, - скомандовала свекровь.

Данай всегда был примерным сыном. Мы дружно встали из0за стола и уже через полчаса были дома. Все обошлось.

Утром Яночка пошла в школу, а Данай... пришел ко мне в спальню. Прошлую ночь он спал в своем кабинете, где работал до полуночи. Не хотел беспокоить меня.

- Можно побыть с тобой? - спросил неуверенно, с запинкой.

- Разве тебе не надо на работу?

- Сегодня же суббота.

Знала я, что сегодня суббота, отлично знала. Со вчерашнего дня только об этом и думала. Традиционно это наше с Данаем утро. Сделать себе второй выходной на неделе мы не можем, а в воскресенье Янка прибегает к нам в постель, поэтому решили освободить хотя бы несколько утренних субботних часов, когда в доме никого нет.

- Конечно, можно, - с усилием сказала я.

- Ты напрасно ревнуешь меня к Лоре, - он примостился под моим одеялом и нежно прижался ко мне. - Поверь, между нами нет никакого интима. Мы просто хорошие друзья.

- С чего ты взял, что я ревную?! - накапливающееся внутри раздражение начинало выплескиваться наружу.

- Вот и хорошо, - он нежно поцеловал меня в губы.

Только не это. Уж лучше...

- Сегодня можно без презерватива, - выпалила я.

- Ты уверена?

Меня трясло от отвращения. Но ведь так не бывает! Раньше нам было совсем неплохо вдвоем!! В этот момент нежно зазвучала мелодия Вивальди.
Я схватилась за мобильник, как за соломинку, мысленно возблагодарив того, кто послал мне жизненно необходимую передышку.

- Алена, возвращайся, я не могу без тебя.

Эти слова все расставили по местам.

Возвращаться? КУДА? В чужой дом?
Чтобы выть там от тоски и отчаяния? Чтобы подыхать от ревности и одиночества? Чтобы, как милость, получать украденные у кого-то минуты близости?

- Извини, я занята сейчас. Позвони вечером.

Я положила мобильник на тумбочку и обняла Даная.

На мое счастье, Данай отправился в срочную командировку, в Америку, на побережье. Пусть себе спокойно купается в Атлантическом океане.

Матвей названивал, не переставая. Он уже купался в Черном море вместе со своей здоровой семьей. Я не открыла ему тайны, пусть и он купается с легким сердцем.

У Яночки начинались каникулы, и мы с ней... тоже решили искупаться. В Черном море. Матвей взял с меня слово, что я прилечу как только Яна кончит учиться. Обещал подыскать хорошую квартиру в частном секторе.

Сердце не позволило мне отбросить еще одну возможность, подаренную судьбой.

Прежде чем уехать, нужно было разобраться с Ириной. Она была не просто учительницей музыки в нашей школе, а единственным человеком, понимающим меня с полуслова.

Разговора с моей заместительницей Людмилой Михайловной не получилось.

- Ирина Владимировна уволилась по личным мотивам. По каким, мне неизвестно.

На мои звонки никто не отвечал. Где же ее искать?

Все-таки мне удалось разговорить девочек.

- Людмила Михайловна запретила Ирине Владимировне приходить на уроки математики у дошкольников.

Ирина придумала чудесную систему обучения малышей умножению и делению. Она сочинила песенки, в которых рифмовалась вся таблица умножения. Дети с упоением пели песенки и уже месяц спустя так же упоенно умножали и делили с помощью рисунков и схемок, сделанных их воспитательницей Наташей.

Запретила приходить на уроки математики...
На на другие-то не запрещала!

С творческими людьми работать нелегко, они бескожие, слишком обостренно воспринимают любой пустяк. А моя заместительница к тому же страдает отсутствием такта и несгибаемостью. Хорошо, что каникулы начались, а то она так половину коллектива разгонит.

Я поехала к Ирине домой. Мне никто не открыл. Позвонила в соседнюю дверь.

- Вы не знаете, где Ирина Владимировна?

- Дома она, - как-то странно глядя на меня, сказала миловидная толстушка с бигуди на голове, и захлопнула дверь.

Я подняла трезвон. Минут через десять услышала приглушенный Иринин голос.

- Кто?

- Ирина, открой, пожалуйста. Это я, Лена.

За дверью воцарилось молчание.

- Я все равно не уйду. Объясни, что случилось.

Дверь открылась, и я с ужасом увидела покачивающееся на нетвердых ногах существо с землистым лицом и потухшими глазами. Я бросилась на кухню. Так и есть! Целая батарея бутылок из-под дешевого портвейна.

Первым делом я отыскала Иринин паспорт. Найдя в углу старенький чемоданчик, быстро побросала в него вещи из шкафа, отключила газ и воду и, не обращая внимания на слабые попытки протеста, поволокла Ирину к машине.

Водитель удивленно смотрел на новую пассажирку - Леша повел Яночку к Лорене с Владиком, попрощаться перед отъездом, и мне пришлось тормознуть случайную машину.

По дороге домой я позвонила Леше на мобильник и договорилась, где можно пересечься. Не выходя из машины, дала ему паспорт Ирины и попросила купить еще один авиабилет на тот же рейс - у Даная знакомый начальник аэропорта, который знает наших водителей в лицо.

Хорошо, что так получилось, не хотелось, чтобы Леша увидел мою коллегу в таком упадке.

К приходу Яночки мне почти удалось привести Ирину в божеский вид, но на всякий случай я все же отправила ее на второй этаж отсыпаться.

- Угадай, кто полетит с нами к морю? - спросила я свою красавицу за ужином.

Карие глазки заблестели в предвкушении чего-то интересного.

- Владик?!

- Нет.

Глазки разочарованно потухли.

- Тогда не знаю.

- Ирина Владимировна!

- Правда?! - Яночка вылетела из-за стола, оседлала огромный шар, привезенный отцом из очередной командировки, и начала прыгать на нем чуть ли не до потолка. - Ты не шутишь, мамочка?

Она подошла ко мне, пытливо заглянула в глаза.

- Нет, малыш, не шучу.

Моя маленькая забралась ко мне на колени, обняла за шею и попросила:

- Поцелуй меня, пожалуйста.

Бедный мой, недоцелованный ребенок. Только сейчас я начала понимать, как это горько и обидно - вечно вымаливать ласку у того, кого любишь.

- Знакомьтесь! Тот самый Андрей Петрович, доктор-золотые руки, который настойчиво рекомендовал мне пройти курс оздоровительного лечения на море. А это Ирина Владимировна - самая творческая личность в нашем педагогическом коллективе.

Мы сели в бежевую "Волгу" и отправились навстречу судьбе.
Машина остановилась у небольшого двухэтажного домика, утопающего в зелени, - море плескалось всего в двухстах метрах от нас!

Наши восторженные возгласы явно пришлись моему доктору по душе. Он прятал довольную улыбку и… был несказанно счастлив.
С чего бы? На что он надеется, балансируя на тонкой проволоке между мной и своей красивой женой-блондинкой?

Открыв дверь ключом, он провел нас через большой холл к деревянной лестнице.

- Весь второй этаж в вашем распоряжении. Целых три комнаты с ванной впридачу.

С трудом поднявшись по узкой лестнице - все же еще непривычно, - я ахнула от восторга. Одна из комнат оказалась общей гостиной с высокой стеклянной дверью, выходящей на просторную лоджию. Я опустилась в плетеное кресло - море и горы… Невероятный, сказочный вид.

- Ребята, да это же самый настоящий рай! - выразила общие чувства сияющая Ирина.

Матвей смотрел на меня с гордой улыбкой.

- Вы настоящий кудесник, доктор.

Улыбка немного потускнела - "вы" разделяло получше бетонной стены.

- Пойдемте, Лена, я покажу вам спальни.

Не давая возможности по достоинству оценить убранство комнаты, он закрыл мне рот поцелуем. Целовал, целовал и никак не мог оторваться.

А я? Наверное, что-то перегорело во мне. А может, просто душа снова покрылась защитной ледяной корочкой.

- Сколько я тебе должна? - спросила я, когда он, наконец, отпустил меня.
В его глазах мелькнул страх.

- Зачем ты так, Алена?

- Ты не понял. Просто спрашиваю, сколько ты заплатил за аренду этого великолепного дома.

- Да ничего я не платил. Это дом моих родителей.

Ну, конечно, он же рассказывал мне о них, даже поведал необычную историю своего рода.

Его предки были известными купцами. Одну из прапрабабок сослали в Сибирь… за убийство. С ней поехал ее младший сын - прадед Матвея. Когда мать умерла, он решил вернуться в родные края, где жили его братья. Но домой не попал - судьба привела его в маленький приморский городок, где он, уже немолодой к тому времени человек, встретил свою любовь и обзавелся потомством.
В этом городке родился и вырос Матвей, здесь жил его брат, успешный бизнесмен. Он и построил родителям небольшой особнячок по современному европейскому проекту.

- Но почему вы с женой поселились в доме отдыха, а не здесь? - недоумевала я.

- Мои родители не в ладах с Алисой.

Так я впервые услышала имя его супруги.

- Родители в деньгах не нуждаются, - продолжал он. - Я часто селю здесь своих друзей.

- Но мне неудобно жить у них, - решительно сказала я.

- Да ты не суетись, родители на даче - сто километров отсюда. Приезжают только помыться и продукты закупить. Как раз вчера уехали.

Сон, увиденный в первую ночь, был настолько реальным, что проснувшись поутру, я долго не могла прийти в себя - вспоминала то одну, то другую подробность, стараясь ничего не забыть.

У меня родился малыш, мальчик с рыжеватыми волосиками. Я ощущала к нему великую нежность. У обоих моих старших сыновей были смоляные волосы и ярко-синие, чуть раскосые глаза - не иначе татаро-монгольская кровь примешалась.

Сыновья выросли. Как-то в дом пришел немолодой купец в собольей шубе. Его приход совсем не удивил меня. Он стоял на коленях, умоляя принять его. Потом набросился со страстными поцелуями.

В этот момент вошел младший сын. Он разительно отличался от рослых, грубоватых братьев - нежный, утонченный рыжеватый юноша, почти подросток.
Он убил этого человека.

Вдруг кто-то начал повторять скороговоркой: "Любимый мужик, приди на шашлык, любимый мужик, приди на шашлык…". Под эту несуразицу я проснулась.
Глядя на величественно восходящее над горами солнце, я всерьез пыталась распутать хитросплетения сна. Ведь в нежно любимом мною мальчике, который в той жизни был моим сыном, я узнала Матвея!

Наверное, пожилой купец был отцом этого мальчика. Я сопротивлялась его поцелуям, а сердце тянулось к нему. Возможно, мой муж, отец двух старших сыновей, к тому времени уже умер, и любимый уговаривал меня жить вместе. Значит, мальчик убил своего отца?

Кто же он, этот мальчик? Не тот ли прадед Матвея, который поехал в Сибирь вместе с матерью, осужденной за убийство? Похоже, она, то есть я, взяла на себя вину сына. Значит, я Матвеева прапра..?! Ну и ну!
Вот, оказывается, какие прочные нити протянула судьба меж нами.

А шутовская фраза, с которой я проснулась? Взбредет же в голову такое:
"Любимый мужик, приди на шашлык"… Что бы это значило? Может, надо пригласить Матвея на шашлык?

Должна же я как-то отблагодарить его за этот бесплатный рай.

Такая возможность появилась у меня почти мгновенно.
На пляже Матвей подвел к нам стройную блондинку с мальчиком и представил нас всех друг другу.

- Та самая Елена Сергеевна, директор элитной школы, что неподалеку от нас, - так он отрекомендовал меня своей жене, многозначительно глядя на нее.

Во мне зашевелилась обида. А что, если он и в самом деле хочет всего лишь использовать меня? Наша школа - голубая мечта самых известных и состоятельных родителей, без моей протекции их Славику в нее не попасть ни при каких условиях.

Мы всей компанией отправились в небольшой ресторанчик с открытой площадкой под тентом. Алиса была естественна и доброжелательна. В противоположность мне.

- Наверное, быть обманутой все же легче, - думала я. - Обманывает ее, а передо мной выкладывает все карты.
Обманывает, значит, жалеет, оберегает. А меня не жалеет. Совсем не жалеет.
Просто любит.

Яночка оживленно рассказывала что-то Славику, он внимательно слушал и улыбался, совсем как Матвей. Ирина молча смотрела на море. Было видно, что ей хорошо.

- А что если нам вечерком отправиться в какой-нибудь хороший ресторан? - предложила я. - Приглашаю всех.

- Мы сегодня в кино собирались, - мягко, словно оправдываясь, сказала Алиса. - Славик давно мечтал посмотреть "Двенадцать стульев".

- Тогда завтра, - легко согласилась я. - Или в любой другой день.

Матвей пришел в десять вечера. Ирина с Яночкой уже спали.

- Кино кончилось, - объяснил он. - Алисе сказал, что пойду купаться. Я часто купаюсь по ночам. Пойдем?

И мы пошли.

И СНОВА БЫЛ РАЙ.